Социолог: у богатых и успешных больше друзей

Вестник СЗФО. В Калининград известный российский социолог, профессор факультета политических наук и социологии Европейского университета в Санкт-Петербурге Михаил Соколов приехал, чтобы прочитать в БФУ имени И. Канта лекции в рамках образовательного проекта «Универсариум» и принять участие в семинаре.

В интервью коллегам з БФУ ученый рассказал о том, какие люди с наибольшей вероятностью могут создать прочные союзы (в том числе — брачные), где живут самые счастливые люди на Земле и насколько можно доверять социологическим опросам.

— Михаил Михайлович, социология очень интересная наука, но в большинстве случаев вчерашние школьники, поступая в университет, очень мало знают о ней. Что нужно, чтобы понять ее суть можно скорее?

— Начать заниматься социологическими исследованиями самому. Лучший, вероятно, способ быстро научиться социологии — найти интересный для себя вопрос, например, о том, как обзаводятся друзьями, или о том, где люди находят любовь всей жизни, – и попробовать подойти к ответу на этот вопрос строго научно, изучив литературу, собрав данные, проанализировав их, сделав выводы.

— И где же искать друзей? Как создать стабильный брак?

— Знаете, мы все любим историю про Золушку, про принцев и нищих. То есть, про то, когда люди из разных слоев общества находят друг друга. Но в действительности шансы формирования какого-то действительно успешного союза, пересекающего много социальных границ, крайне низки. Поэтому наибольшие шансы провести остаток жизни у каждого из нас с теми, кто похож на нас самих по наибольшему числу параметров (кроме, понятно, пола, если мы говорим о браке, но включая пол, если мы говорим о друзьях) – по возрасту, по образованию, по занятию, по интересам, во многом по имущественному положению, то есть с теми, кто принадлежит к тому же классу.

И дело здесь не столько в материальном положении, сколько в общих интересах, которые часто напрямую зависят от достатка. Молодые люди, когда знакомятся, могут не думать о том, что они завязывают какие-то полезные экономические связи или что решают какие-то вопросы с наследованием земли, имущества и так далее. В этот момент им важно иметь общие темы для бесед, важно слушать одну и ту же музыку, читать одни и те же книги. То есть спутников жизни и друзей мы, как правило, выбираем по зову сердца.

Но в большинстве случаев получается так, что люди с похожим экономическим положением ещё и чувствуют, что у них души родственные. Если мы присмотримся к устоявшемуся капиталистическому обществу, то обнаружим, что его экономическим слоям соответствуют разные образовательные уровни и разные шаблоны потребления, на основании которых мы делаем выводы о личностном сходстве.

Был такой знаменитый французский социолог Пьер Бурдьё, который описывал Францию как систему классового воспроизводства, построенную на том, что не богатство передаётся по наследству, а культурный капитал передаётся из поколения в поколение, а уже потом он превращается в богатство.

Бурдьё пришёл к выводу, что высокая культура — это инструмент прочерчивания социальных границ.

Когда высокая культура в нашем понимании только складывается – в Средневековье её не было – то только люди, у которых есть много свободного времени и денег, могут потреблять её блага. Крестьянам некогда учить детей читать и писать, да и городской буржуазии в основном не до приобщения к высокой культуре. Потом возможности для культурного участия как будто растут, но оказывается, что все равно некоторые слои участвуют в этом процессе куда активнее других, и, как показывает Бурдьё, это прежде всего те, кто происходит из наследственно богатых семей, причем эти семьи не размываются, оставаясь эндогамными – их дети обычно сочетаются браком с другими такими же детьми, просто потому что юношам и девушкам из этих семей есть, о чем друг с другом поговорить. Да хотя бы об оперной музыке, которой их с детства терзали!

А вот, например, у каких-нибудь успешных айтишников, несмотря на то, что это тоже, мягко говоря, не бедные люди, совсем немного шансов войти в эту среду. Они долго учились полезным вещам, тяжело работали, и у них не было на оперу времени. Хотя во Франции, говорит Бурдье, первой заботой новых богатых будет обеспечить вхождение детей в соответствующую среду. Получается, что согласно Бурдьё, вся наша высокая культура создается и воспроизводится по причине того, что это очень удобный социальный инструмент. Часто спрашивают, имеет ли это какое-то отношение к России – у нас у всех на уме «новые русские» из 90-х, которые точно не были культурной элитой.

Но, удивительным образом, исследования показывают, что и в бывших социалистических обществах в среднем интеллигенция пережила кризис с меньшими потерями – всем пришлось трудно, но ей пришлось чуть легче других – и что интеллигентские семьи остались эндогамной группой, пусть не самой богатой, но по российским меркам достаточно благополучной, если судить не только по доходам, по продолжительности жизни или криминальным рискам.

— Социология помогает смотреть на жизнь философски…

— Один из классиков социологии Эмиль Дюркгейм считал, что социология — это высшая эмпирическая, подлинно научная разновидность философии, поскольку она, помимо всего прочего, отвечает на вопросы: «В чем смысл жизни?» и «Что такое счастье?» Дюркгейм связывал это понятие с социальными связями. И, надо сказать, современные исследования, в целом, подтверждают верность этих выводов. Они говорят о том, что, чем больше у человека друзей, тем в большей степени он чувствует себя счастливым.

— Ну хоть здесь не всё зависит от социального статуса.

— Ну, я бы не спешил с такими выводами. Практика показывает, что у богатых, карьерно успешных людей, друзей больше, чем у небогатых и у неуспешных. Увы. И дело здесь опять же не в том, что люди заводят дружбу с богачами из корыстных побуждений. Успешные люди привлекают к себе, потому что с ними легко, потому что они не жалуются на жизнь, потому что им не надо постоянно проявлять сочувствие и так далее.

Кроме того, состоятельный человек способен оказать массу мелких услуг и вызвать тем самым искреннее чувство благодарности. То есть, обеспеченные люди выигрывают и здесь. Конечно, связь тут двусторонняя – не только богатые легче обзаводятся друзьями, но и люди с большим числом друзей легко находят, например, новую хорошую работу, если потеряли старую. Социологи назовут это конвертацией социального капитала в экономический и обратно.

Так что непосредственно самым лучшим фактором, предсказывающим счастье, будет число близких друзей. Но счастье такого рода, если и не купишь, то какое-то отношение деньги к его приобретению имеют. Согласно исследованиям, ведущимся последние десятилетия, наиболее счастливыми себя чувствую жители стран с высокими уровнем ВВП на душу населения. Ну и, может быть, еще католики-латиноамериканцы.

— Скажите, а насколько объективны уличные опросы?

— Опросы, которые касаются, например, выборов, достаточно надежны. Дело тут в том, что в развитых демократиях люди хорошо представляют себе, для чего проводятся такие опросы, они знают, что результаты будут опубликованы в прессе, поэтому отвечают честно для того, чтобы повысить шансы на успех своего кандидата, сделать повыше его рейтинг. То есть, люди понимают, что опрос — это своего рода репетиция настоящих выборов и рекламируют того, за кого будут голосовать.

Гораздо хуже дела обстоят с опросами на более абстрактные темы. Например, о ценностях. Как будет рассуждать человек, которого спросили, «являются ли деньги для вас серьезной ценностью», социолог не знает. Подойти к пониманию ответа на этот вопрос можно десятком способов – один человек решет, что раз выбрал карьеру, которая сделала его богатым, то, наверное, деньги значимы; второй подумает, что раз он тратит очень много времени на их зарабатывание, то они значимы, а третий подумает, что, раз он о них постоянно думает, то они значимы. Но это могут быть три совершенно разных человека.

— Вы сказали, что опросы про выборы в большинстве случаев верны. Но вот, например, никто ведь не предсказывал победу Трампа на президентских выборах в США.

— Это, безусловно, провал. Оправдать социологов здесь может только то, что по голосам разрыв между Клинтон и Трампом был минимальный. Они пришли к финишу, что называется, ноздря в ноздрю, и главные ошибки были связаны не с опросами, а с тем, как в дальнейшем результаты этих опросов обрабатывались. Чтобы устранить факторы, связанные с разной готовностью респондентов участвовать в выборах, (скажем, человек говорит, что поддерживает Клинтон, но голосовать, скорее всего, не пойдет – надо ли при прогнозе учитывать его голос?) и с разной готовностью отвечать на вопросы социологов (в целом, чем выше образование, тем выше готовность рассказать о себе) для разных категорий респондентов вводятся разные веса. В 2016 оказалось, что процедуры, использованные в предыдущие годы, не сработали. Ошибка в абсолютных значениях была небольшой, а вот эффект имела катастрофический.

— Как дальше будет развиваться социология?

— Есть несколько перспективных направлений. Одно из них связано с большим объемом новых данных, которыми очень легко оперировать. Есть, например, миллионы аккаунтов в социальных сетях, которые дают в общем весьма полную картину культурной или политической жизни, — особенно, что касается младшей возрастной группы. Со старшей возрастной группой сложнее, потому что здесь прослеживается довольно четкая социальная стратификация. Если человеку около пятидесяти лет, и у него есть страничка в популярной социальной сети, значит, это человек, скорее всего, в своей жизни очень много писал и читал. То есть, у научного сотрудника этой возрастной группы аккаунт будет с очень большой долей вероятности, а вот у его сверстника-водителя, наоборот, с очень небольшой.

— Каковы ваши планы сотрудничества с БФУ?

— Я надеюсь, что совместная работа окажется плодотворной. В частности, обсуждалась возможность организации на базе БФУ им. И. Канта серии регулярных семинаров с участием известных социологов, изучающих все тем темы, о которых мы говорили, – социальный и культурный капитал в российском и европейских обществах, границы, перспективы использования социальных сетей как исследовательского инструмента.